Анатомно-физиологические основы письма

В.В. Томилин, учебник «ОСНОВЫ СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ ПИСЬМА», издательство «Медицина» Москва – 1974.

Первоначально письмо рассматривалось как чисто моторный или зрительно-моторный акт, обеспечивающийся точно ограниченным участком мозговой коры, так называемым центром письма. При этом одни авторы локализовали этот центр в заднем отделе второй лобной извилины, другие — в средней части передней центральной извилины. Такое толкование организации процесса письма основывалось на существовавших в то время представлениях о локализации функций в нервной системе. Согласно этим представлениям каждая функция (в том числе и письмо) имеет свою точно ограниченную локализацию в коре. И.П. Павлов выдвинул и обосновал новую точку зрения относительно локализации функций в нервной системе, а также понятие о функциональной системе, обеспечивающей выполнение той или иной сложной функции.

Наблюдения многочисленных авторов (Э.С. Бейн, 1949, 1964; О.П. Кауфман, 1949; Е.П. Кок, 1967; Е.Н. Винарская, 1971 и др.) показали, что поражение (опухоль, кровоизлияние, ранение) почти каждого из участков коры левого полушария головного мозга — височной, нижнетеменной, нижнелобной и затылочной областей, в большом проценте случаев вызывает нарушение процесса письма. В настоящее время довольно подробно изучена роль отдельных областей коры больших полушарий в обеспечении того или иного условия, необходимого для процесса письма. Установлено, что каждая область коры головного мозга имеет особое строение и выполняет специальные, присущие ей функции (А.Р. Лурия, 1947). При этом левое полушарие головного мозга является ведущим, заложенные в нем аппараты связаны с правой рукой и обеспечивают нормальную речь (устную и письменную) и процессы мышления. Правое полушарие носит подчиненный характер и не имеет прямого отношения к регуляции речи. У левшей правое полушарие является ведущим, а левое подчиненным.

Различные участки коры головного мозга имеют неодинаковую функцию. В затылочной области мозга находится центр зрения. Височная область левого полушария является центром слуховых раздражений и слухового анализа. Теменная область является корковым аппаратом, анализирующим раздражения, идущие от поверхности кожи и мышц, она обеспечивает выполнение тонких и четких движений, так как эти движения могут выполняться только в тех случаях, когда они находятся под контролем постоянно поступающих с периферии сигналов о положении органов тела в пространстве. Передние участки коры головного мозга связаны с организацией движений во времени, с выработкой и сохранением двигательных навыков и с организацией сложных целенаправленных действий.

Совместная работа всех областей коры головного мозга необходима для нормального осуществления каждого психологического процесса, в том числе речи, письма и чтения.

Звуковой анализ в процессе письма осуществляется при помощи слухового анализа подлежащих написанию слов и их последующего проговаривания. Слуховой анализ является непосредственной функцией височной области коры больших полушарий головного мозга. Одна из зон этой области, расположенная в задних отделах верхней височной извилины левого полушария, имеет прямое отношение к обеспечению восприятия звуков речи и возможности их анализа (А.Р. Лурия, 1950).

Как показали исследования ряда авторов (А.Р. Лурия, 1947, 1948; Р.М. Боскис, Р. Е. Левина, 1948; Э.С. Бейн, 1949), слуховой анализ участвует в процессе письма не только на начальных этапах его развития, когда ребенок активно вслушивается в каждое диктуемое слово и сознательно анализирует его звуковой состав, он необходим также и на тех ступенях развития навыка, на которых письмо уже достаточно автоматизировано и, казалось бы, исчерпывается привычными движениями руки, записывающими нужное слово. Вследствие этого поражение левой височной доли у человека не только ведет к нарушению сложного дифференцированного слуха (вплоть до потери способности узнавать смысл слов, до «сенсорной афазии»), но неизбежно приводит к распаду процесса письма.

Такие больные обычно теряют способность сохранять звуковой образ слова, не могут точно указать, из каких звуков оно состоит, не могут осознать последовательность звуков в слове и поэтому оказываются не в состоянии самостоятельно писать. В ряде случаев у таких больных сохраняется лишь возможность списывания какого-либо текста и иногда написания нескольких привычных слов, например своей подписи. Считают, что указанные действия сохраняются потому, что не требуют для своего осуществления акустического анализа и протекают как простые двигательные или оптико-моторные идеограммы.

Кроме слухового анализа, в уточнении слухового состава подлежащих написанию слов большая роль отводится речедвигательным движениям, или проговариванию. В начале обучения письму в школе каждое записываемое слово произносится вслух, вполголоса, затем оно переходит в шепот и, казалось бы, исчезает. Однако регистрация сопровождающих письмо тонких движений гортани показывает, что эти движения продолжают участвовать и в развитом навыке письма. Работами А.Р. Лурия (1947, 1950), Р.Е. Левиной и Р.М. Боскис (1948), Л.К. Назаровой (1954) и другими авторами было доказано, что четкое проговаривание позволяет уточнить звуковой состав слова, дифференцировать близкие звуки и тем самым сделать слышимое слово готовым для записи. Такой анализ и синтез речевых движений, позволяющий уточнять звуковой состав слов, осуществляется специальным анализатором, расположенным в заднецентральной области больших полушарий головного мозга.

Понятно, что повреждение этой области коры неизбежно отражается на строении тонких артикуляторных движений, из которых состоит речевой акт, приводя в тяжелых случаях к полному распаду речевых артикуляций, к так называемой афферентной моторной афазии (А.Р. Лурия, 1947). Такой больной не может ни повторить, ни спонтанно произнести нужное слово. Пытаясь произнести нужный звук, больной делает бесплодные попытки найти необходимые позиции губ и языка и те координации, которые необходимы для произнесения звука. В наиболее тяжелых случаях больной вообще не может произнести ни звука. Иногда (в более легких случаях) он оказывается не в состоянии сразу найти нужные артикуляции и нередко произносит звуки, артикуляторно близкие к тем, которые он ищет.

При таких нарушениях речи, сопровождающихся нарушением четких артикуляторных схем, наблюдаются заметные дефекты письма, выражающиеся в опутывании при письме близких по своей артикуляции букв и слов. Следовательно, поражение зеднецентральной области коры больших полушарий головного мозга лишает человека возможности опираться в письме на те тонкие и скрытые внутренние артикуляторные схемы, которые помогают расчленить сложный звуковой образ слова и точно установить его состав.

Вслед за звуковым анализом слова для правильного процесса письма необходима перешифровка подлежащих написанию звуков в графические образы, в буквы, иначе говоря, фоном в графемы. В букве закрепляется значение не отдельных звуковых вариантов, а того общего, что имеется во всех вариантах одной фонемы, т.е. буква является оптической формой фонемы и в таком ее значении называется сейчас графемой.

Установлено, что основная роль в такой перешифровке принадлежит затылочно-теменной области левого полушария головного мозга, являющейся тем центральным аппаратом, который позволяет осуществлять целостное зрительное восприятие человека, переводя зрительные ощущения в сложные оптические образы, сохранять и дифференцировать зрительные представления (А.Р. Лурия, 1947; Е.К. Сети, 1955, и др.). В этой области головного мозга анализируются движения по плоскости предмета, оставляющего след, т.е. здесь происходит выработка стереотипной траектории движущейся точки по плоскости, но не движения руки, держащей орудие письма (Е.К. Сепп). Следовательно, при наличии такого абстрактного движения на плоскости оно может быть осуществлено самым разнообразным способом через двигательный анализатор. Так, например, когда человек обучился писать буквы карандашом или ручкой, то он может написать их пальцем руки или пяткой на песке.

При поражении затылочно-теменной области коры левого полушария человек утрачивает выработанные стереотипные траектории движения пишущей точки, в результате чего происходит нарушение его способности ориентироваться в пространстве, что неизбежно отражается на письме. Нередко это приводит к распаду пространственной организации письма и к тому, что больной отказывается изобразить четко ориентированные в пространстве буквы. Объясняется это тем, что большинство симметрично построенных букв пространственно ориентированы либо сверху вниз (т, ш, п), либо справа налево, а во многих несимметричных буквах правая сторона не похожа на левую.

Вследствие этого их правильное написание возможно лишь при сохранении четкой ориентации в пространстве. Больные с нарушением ориентации всегда знают, из каких элементов построена та или иная буква, однако при письме они не знают, как именно следует ее написать, или, точнее, как именно нужно соотнести в пространстве ее отдельные элементы. Они не в состоянии сообразить, куда именно нужно вести длинный штрих. Получается распад графического изображения буквы, который иногда принимает характер полной «зеркальности» или же потери всякой пространственной ориентации.

Изолированное поражение затылочной области, являющейся высшим аппаратом зрительного синтеза, вызывает в ряде случае не распад пространственной ориентации, а более тяжелое нарушение оптических образов букв (О.П. Кауфман, 1949). Такие больные забывают буквы, обозначающие звуки, и при письме нередко заменяют одну букву другой или случайными графическими начертаниями. Вследствие такого нарушения образов графем письмо принимает «отчужденный» характер см. рис. 1.

Таким образом, затылочно-теменная область коры левого полушария принимает участие в формировании двигательных представлений букв и слов и создает соответствующие схемы будущих движений, реализующихся затем посредством двигательного анализатора в движения руки при письме.

Движения руки при письме анализируются двигательным анализатором, корковый конец которого расположен в передней центральной извилине левой теменной области кары головного мозга. И.М. Сеченов и И.П. Павлов первыми показали, что двигательная область коры головного мозга также является анализатором — двигательным, в котором происходит синтез и анализ энергии собственных движений. «Важнейшим из внутренних анализаторов, — писал И.П. Павлов, — является двигательный анализатор, анализатор движения. Все мы знаем, что от всех частей двигательного аппарата — суставных сумок, суставных поверхностей, сухожилий и т.д. вдут центростремительные нервы, которые сигнализируют каждый момент, каждую малейшую подробность акта движения. Все эти нервы, как в высшей инстанции, собираются в клетках больших полушарий. Разнообразные периферические окончания этих нервов, сами они и нервные клетки, в которых они кончаются в больших полушариях, и составляют собой особый анализатор, который разлагает двигательный акт в его огромной сложности на большое число мельчайших элементов, чем и достигается огромное разнообразие и точность наших скелетных движений» [1].

Двигательный анализатор ничем не отличается от внешних анализаторов по характеру функции, но отличается от них по роли, которую он выполняет в высшей нервной деятельности, так как через пирамидную систему связан со скелетной мускулатурой. Поэтому произвольные движения, т.е. такие, которые обусловлены работой всех анализаторов коры больших полушарий (в том числе и движения руки при письме), осуществляются через двигательный анализатор.

Во время письма от кожи и мышц движущейся руки, к двигательному центру по центростремительным нервам идет непрерывная сигнализация малейших деталей акта движения. Эта сигнализация видоизменяется по характеру вместе с изменениями движения и определяет этим направление дальнейших двигательных актов, так как поступающие сигналы вызывают раздражение определенных кинестезических клеток в двигательном анализаторе. Это в свою очередь вызывает определенное движение вследствие связывания этих клеток с соответствующими двигательными клетками, от которых начинается пирамидный эфферентный путь. Начертание отдельных элементов букв, слов и т.д. является длинной цепью движений, где каждое предыдущее движение как бы оживляет последующее. Таким образом, в двигательном анализаторе происходит непрерывный анализ результатов движения руки при письме и контроль за ними, осуществляющиеся в порядке цепного рефлекса. Все это приводит к тому, что поступающая в двигательный анализатор схема предстоящего движения при письме передается для исполнения через пирамидную систему с учетом того состояния, в котором находятся в данный момент мышцы руки.

В движении руки при письме принимает участие большой комплекс мышц руки — мышцы кисти, предплечья, плеча ц плечевого пояса, над- и подостные мышцы лопатки. Таким образом, для правильного выполнения акта письма необходима слаженная и четкая координация движений всех этих мышц. Эта координация движений подразумевает установление в процессе воспитания навыка письма как тонко дифференцированного двигательного навыка синергических и реципрокных отношений в соответствующих отделах двигательного анализатора, особенно в корковом его конце.

При выработке навыка письма ученик в одинаковой мере фиксирует свое внимание как на содержании письма, так и на правильности изображения письменных знаков. У человека с выработанным навыком письма содержание письма настолько поглощает его внимание, что все остальные процессы во время письма, т.е. движения и приемы, при помощи которых изображаются письменные знаки, и сама конфигурация этих знаков, отступают в сознании пишущего на второй план. Лишь только в отдельных случаях, когда возникают орфографические или технические затруднения при письме (например, при подражании почерку другого лица) или когда пишущий специально ставит перед собой задачу написать текст максимально красиво и четко, происходит выделение специальной задачи точного изображения формы отдельных графических элементов и букв, из которых составляется слово.

Начиная писать фразу, взрослый человек в обычных условиях не разбивает слова на составляющие их звуки и буквы, а осознает слово как один целостный элемент общей задачи выражения определенной мысли. Внешне эта целостность выражается в объединении движений, с помощью которых изображаются слова, и в связности письма.

В процессе изложения своих мыслей в письменной форме человек совершает большое количество движений, в которых принимают участие мышцы корпуса, поддерживающие тело в положении, необходимом для свободного передвижения руки по бумаге. Мышцы другой руки поддерживают и передвигают бумагу. Часть мышц пишущей руки (мышцы, приводящие в движение пальцы) придают буквам правильную конфигурацию, другая часть мышц этой руки (мышцы кисти) передвигает кисть вдоль строк. Мышцы предплечья и плечевой части также принимают участие в обеспечении движений руки вдоль строки и в формировании письменных знаков. При этом сокращение и расслабление всех этих мышц при написании различных письменных знаков и слов происходит в различных сочетаниях, в различной последовательности и с, различной силой и скоростью. Для координации (согласования) всех этих движений требуется огромное количество нервных элементов и связей между ними, так как сигналы, обеспечивающие эти движения, совершаются с чрезвычайно большой скоростью. Естественно, что пишущий не в силах, проследить за всеми движениями во время быстрого письма. Поэтому такое письмо оказывается возможным только благодаря автоматизации всех этих движений.

Несмотря на автоматизированный характер письма, человек с целью устранения неправильностей в построении букв или же с целью устранения допущенных ошибок в орфографии слов сознательно вмешивается в процесс письма. Возможность сознательного вмешательства в процесс письма обусловлена тем, что каждое изменение состояния мышц (любое их сокращение или расслабление под действием импульсов, поступающих от двигательных нервных центров) вызывает ответные импульсы, идущие по чувствительным нервным путям от нервных окончаний в мышцах, суставных сумках и сухожилиях в чувствительные нервные центры головного мозга. Поступающие с периферии импульсы осознаются человеком в форме так называемых кинестетических ощущений, или ощущений движения.

Процесс письма требует ряда одновременных и быстро следующих друг за другом движений. Осознавание и контролирование каждого из них в отдельности становятся очень трудными, а при быстром выполнении письма невозможными. Поэтому контроль за отдельными движениями, который имел место в начальной стадии формирования навыка письма, у взрослого человека с выработанным навыком переключается уже на группы этих движений, объединяемые общностью выполняемой задачи (выполнение отдельных движений у взрослого автоматизируется). Автоматизация движений облегчает выполнение письма, а само движение при этом становится плавным, спокойным и легким. Таким образом, пишущее лицо контролирует правильность выполнения движений при письме общей совокупностью ощущений, которое- оно получает при их выполнении. В тех случаях, когда комплекс таких ощущений соответствует привычному комплексу, получаемому при нормальном выполнении движений при письме, выполнение письма «сохраняется. Если же в силу каких-то причин, физических или психологических, возникают отклонения от нормального выполнения письма, пишущий замедляет движения и начинает контролировать отдельные движения или мелкие группы их.

Помимо кинестетического контроля, человек при письме пользуется также и зрительным контролем. Появляющиеся перед глазами пишущего графические элементы и их сочетания непрерывно вызывают у него все новые и новые зрительные впечатления. Эти впечатления также объединяются в сложные целостные комплексы — впечатления от целых слов и фраз. Зрительно воспринимая результаты своих движений целостно, в виде написанных слов, пишущий контролирует правильность их изображения. В случае несоответствия получаемых результатов тому, что он хотел бы получить, он вносит в процесс письма соответствующие поправки.

Каждому пишущему лицу присущ особый, свойственный лишь ему одному навык письма. Такого мнения придерживается большинство советских криминалистов и психологов, занимающихся специально изучением вопросов формирования навыка письма. Так, например, Е.В. Гурьянов (1940) отмечает, что в рукописи взрослого обращают на себя внимание две основные особенности: «а) индивидуальное своеобразие почерка, т.е. наличие в изображении рукописных знаков и их соединений ряда особенностей, присущих только данному лицу, и б) постоянство, или устойчивость, этих особенностей. Оба эти свойства почерка у огромного большинства взрослых: настолько типичны, что с давних времен служат основанием для решения вопроса о принадлежности письменного документа тому или иному лицу».

Индивидуальное своеобразие почерка проявляется в специфических отклонениях (изменениях, сокращениях и дополнениях) стандартной прописи выполнения письменных знаков и их соединений и в специфических особенностях наклона, нажима, связности, разгона и степени выработанности почерка. Следовательно, степень индивидуальности почерка будет характеризоваться степенью отклонения признаков почерка от типового выполнения письменных знаков и способов их связывания.

Точно так же индивидуальной является и письменная речь. Проявление индивидуальности в письменной речи каждого пишущего находит свое выражение в степени его грамотности, характере допускаемых грамматических ошибок, способе изложения им своих мыслей на бумаге,, специфическом словарном запасе, способе размещения рукописного текста на бумаге и в целом ряде других особенностей. Эти индивидуальные особенности в навыке письма каждого пишущего появляются постепенно в процессе обучения письму и в процессе дальнейшей письменной практики вследствие весьма разнообразных причин.

Из изложенного следует, что чем больше почерк содержит своеобразных отклонений от типовых прописей, тем больше содержит он индивидуальных особенностей. Следует отметить, что индивидуальным для почерка каждого человека является не своеобразное выполнение каких-либо отдельных букв, их элементов или связей, а только определенная совокупность таких отклонений. При этом только при достаточном количестве отклонений их совокупность позволит выделить почерк данного лица из сходных с ним почерков других лиц. Если же степень отклонения от типовых прописей букв и их связей будет незначительной и самих таких отклонений будет мало, то в некоторых случаях выделить такой почерк из числа сходных с ним почерков других лиц будет очень трудно, а иногда (особенно при краткости сравниваемых рукописей) и невозможно. Следовательно, признание строгой индивидуальности почерка не исключает того, что в некоторых случаях при графическом исследовании не удается выделить почерк какого-то определенного лица из числа сходных с ним почерков других лиц.

В качестве примера, подтверждающего это положение, приведем один случай из нашей экспертной практики.

Для производства судебно-почерковедческой экспертизы поступили справка, выданная на имя гр-на Шалаева, и образцы почерка гр-ок П., К. и О. Обстоятельства дела заключались в том, что гр-н Шалаев совершил прогул и по месту работы предъявил справку о том, что в это время он проходил ВТЭК. В процессе следствия гр-н Шалаев признал фиктивность справки и показал что бланк со штампом ВТЭК он нашел на улице, а текст справки написал случайный прохожий. Эксперт, проводивший первичную экспертизу по настоящему делу, пришел к выводу, что текст указанной справки был выполнен гр-кой К., в связи с чем она была уволена с работы. Однако гр-ка К. отрицала написание справки. Она утверждала, что справку могли выполнить две другие сотрудницы, имеющие почерк, сходный по своим письменным знакам с ее почерком.

Сравнительным исследованием почерка, которым была выполнена спорная справка, и образцов почерка гр-нок К., П. и О. было установлено определенное количество совпадений и отсутствие существенных различий, что допускало возможность выполнения спорной справки любой из них.

В специальной литературе имеются указания на то, что устойчивый навык письма образуется примерно к 25 годам (по некоторым данным, к 30—40 годам) и при обычных условиях жизни человека существенно не меняется до глубокой старости. Но в то же время отмечается, что даже сложившийся почерк взрослого человека не является абсолютно устойчивым, а в той или иной степени изменяется на протяжении всей жизни человека в зависимости от изменений окружающей среды, состояния здоровья и других причин. Но все эти изменения затрагивают только часть признаков почерка и поэтому не являются препятствием: для установления исполнителя той или иной рукописи при значительном разрыве во времени выполнения спорной рукописи и образцов почерка подозреваемого лица. Подобных взглядов придерживаются большинство наших отечественных и зарубежных авторов (Н.В. Терзиев, 1949; А.А. Елисеев, 1950; В.В. Томилин, 1963; Р. Рейсе, 1912; А. Осборн, 1932, и др.).

Согласно учению И.П. Павлова, в процессе индивидуальной жизни человека между внешней средой и процессами в организме устанавливается привычная форма равновесия, регулируемая деятельностью коры больших полушарий головного мозга. Это равновесие обеспечивается выработкой сложной системы условных рефлексов, имеющей характер стереотипа, определяемого условиями жизни и окружающей среды. Вследствие непрерывного изменения внешних условий происходит выработка одних и угасание других условных рефлексов, система становится подвижной, приобретает характер динамического стереотипа.

Вместе с тем, И.П. Павлов отмечал, что выработанный динамический стереотип «становится косным, часто трудно изменяемым, трудно преодолеваемым новой обстановкой, новыми раздражениями. Всякая установка стереотипа есть, в зависимости от сложности системы раздражений, значительный и часто чрезвычайный труд» [2]. На эту же трудность преодоления динамического стереотипа указывает А. Г. Иванов-Смоленский. Он пишет: «Одним из основных признаков далеко зашедшей автоматизации является трудность угашения такой реакции даже при повторном словесном запрещении, словесной отмене, словесном торможении этой реакции» [3].

Вместе с тем И.П. Павлов допускал огромные вариации в отношении возможностей перехода с обычного динамического стереотипа на новый и ставил это в зависимость от разной лабильности и инертности нервной системы, а также от динамики окружающей среды. Следовательно, стереотип высшей нервной деятельности характеризуется изменчивостью, которая определяется динамикой окружающей среды.

Учение И.П. Павлова о динамической стереотипии в работе головного мозга содержит объяснение физиологии устойчивости навыка письма на протяжении жизни человека. Так, Е.В. Гурьянов (1940) отмечает, что благодаря автоматизации процесса письма своеобразные индивидуальные особенности письма делаются настолько устойчивыми, что даже сознательные и упорные попытки человека изменить свой почерк часто бывают безуспешными, и почерк оказывается такой же типичной особенностью человека, как его походка, мимика, жесты и другие движения. Вместе с тем он отмечает, что общие признаки почерка могут существенно изменяться в зависимости от очень многих условий.

Исходя из устойчивости динамического стереотипа, можно прийти к выводу, что трудности перестройки двигательных навыков у человека (в том числе и навыка письма) обусловливаются особой устойчивостью ранее образованных временных связей. Так, практика обучения навыку письма показывает, что перестройка его или переход с усвоенной ранее системы движений на новую всегда оказывается более сложным и трудным процессом, чем освоение самого навыка. В школе часто сталкиваются с подобными случаями при исправлении почерка учащихся, когда ставится задача заменить привычные неправильные способы письма новыми, обеспечивающими большую четкость письма и большее соответствие письменных знаков и их связей принятым школьным прописям.

Ученик при этом должен преодолеть уже образовавшиеся у него навыки неправильного письма, являющиеся вследствие их автоматизации очень устойчивыми и поэтому трудно преодолимыми. Так, например, Г.Н. Боркова (1952), занимаясь вопросом изучения перестройки навыков при неправильном почерке у учеников, пришла к выводу, что у всех обследуемых некоторые привычные неправильные приемы и способы письма все же сохранились, причем эти особенности касались как графического построения букв, так и общих признаков почерка. Наиболее существенными условиями, при которых наблюдалось проявление старых навыков, были перерывы между упражнениями, переход к новым задачам, усложнение их, ускорение письма, изменение отношения обследуемого к упражнениям и утомление.

На устойчивость ранее образованных временных связей в письме указывает также и большое количество времени и упражнений, затрачиваемых обследуемыми на переподготовку — почти целый год для того, чтобы добиться некоторого улучшения в четкости письма.

Исправление почерка есть процесс замещения ранее образовавшихся нервных связей вновь образуемыми. При этом процессе происходит не разрушение или уничтожение старых связей (старого стереотипа), а торможение и временное более или менее глубокое угасание их. Новые связи наслаиваются на старые, создавая вместе с ними новую структуру механизма навыка письма. Обладая меньшей физиологической силой, чем ранее образованные, новые нервные связи оказываются менее устойчивыми и при некоторых условиях уступают место старым. Говоря о большой устойчивости старых связей, И.П. Павлов писал: «Старый стереотип держится некоторое время, — а затем уступает место новому, т.е. при повторении одного раздражителя получается, наконец, однообразный эффект. Но этим роль старого стереотипа, если он был хорошо зафиксирован, не кончается..., имеется некоторое наслоение стереотипов и соперничество между ними» [4].

Подтверждением положения И.П. Павлова об устойчивости старого стереотипа и о соперничестве между ним и новым стереотипом могут служить результаты опытов с гипнотическим внушением различных возрастов. Еще в 1893 г. Р. Крафт-Эбинг погружал гр. Р., 33 лет, в гипноз, при этом ей последовательно внушалось, что ей 7, 15, 19 лет, и каждый раз ее просили что-либо написать. В результате оказалось, что свои письменные работы она выполняла точно таким же почерком, который у нее действительно был в соответствующем возрасте. При этом было установлено сходство как признаков почерка, так и признаков письменной речи. Подобные опыты затем были повторены рядом исследователей (В.Н. Финне, 1928; А.О. Долин, 1934; М.М. Суслова, Ф.П. Майоров, 1947; М.М. Суслова, 1952), которые в основном подтвердили выводы Р. Крафт-Эбинга (рис. 2, 3).

Из сказанного следует, что в целом ряде случаев при переучивании для перехода от старого динамического стереотипа на новый необходимы весьма длительные упражнения, чтобы обеспечить закрепление новой системы временных связей, и что ранее усвоенный динамический стереотип в борьбе с вырабатывающимся новым полностью не исчезает и может проявить себя при некоторых особых условиях.

Подобную борьбу стереотипов мы наблюдали не только при переучивании, но также при умышленном изменении почерка. В большинстве случаев умышленного изменения почерка как с целью его маскировки, так и с целью подражания почерку другого лица эксперту удается выявить то или иное количество признаков почерка, поскольку пишущий при этом не в состоянии полностью подавить присущие ему при письме стереотипные виды движений. Кроме того, борьба стереотипов в таких случаях обычно проявляется в значительном замедлении скорости письма из-за отсутствия у пишущего временных связей, свойственных обладателю имитируемого почерка, а также вследствие того, что почерк пишущего как устойчивая система временных связей оказывает тормозной эффект при письме.

Работы Н.А. Бернштейна (1946, 1947, 1957, 1961, 1962, 1964), П.К. Анохина (1955, 1962), А.В. Запорожца (1960), А.И. Манцветовой, И.П. Неумывакина, В.Ф. Орловой, А.В. Трубниковой, И.М. Фрейдберг (1965, 1968) и других современных физиологов, психологов и специалистов почерковедов внесли существенный вклад в обоснование устойчивости навыка письма. В.Ф. Орлова (1967), основываясь на данных указанных выше авторов, пришла к выводу, что в основе устойчивости навыка письма лежит устойчивость сформировавшегося у пишущего зрительно двигательного образа выполнения рукописи. По ее мнению, зрительно-двигательный образ, представление о движениях, по-видимому, формируются по принципу динамического стереотипа, причем этот образ движения включает в себя не только внешнюю, но и внутреннюю проприоцептивную картину движения (К.Е. Хоменко, 1962).

Письменно-двигательный образ движений допускает, по мнению В.Ф. Орловой, отклонение движений от заданного направления в определенной степени. Такие допуски неодинаковы для разных лиц. Объем и степень их выраженности зависят от ряда обстоятельств внешнего и внутреннего порядка — степени сформированности навыка письма, «пороговой чувствительности» акцептора действия пишущего, определенной психологической настроенности пишущего относительно качества рукописи (В.Д. Небылицин, 1963; В.Ф. Орлова, 1967).

Из приведенного выше видно, что навык письма как один из видов двигательных навыков носит устойчивый характер, хотя отдельные его признаки (т.е. особенности почерка) могут претерпевать некоторые изменения вследствие изменения окружающей среды и состояния здоровья пишущего.

Устойчивость навыка письма предполагает, как мы уже отмечали, также и его вариационность (отдельных признаков и почерка в целом). С позиции физиологии и психологии движений вариационность в почерке, по мнению В.Ф. Орловой, является средством приспособления движений пишущего к различным условиям письма. В большинстве случаев пишущий путем соответствующего корректирования сохраняет стереотипность своих движений, получая примерно одинаковый результат.

Однако иногда влияние внешних факторов бывает столь значительным, что небольшие перестройки механизма письма не могут дать желаемого результата (А.Н. Бернштейн, 1957). В подобных случаях осуществление движений пишущего начинает идти по наиболее соответствующему изменившимся условиям письма иннервационному пути. Со временем такие новые движения закрепляются, становятся относительно стереотипными.

Следовательно, и зрительно-двигательные представления о движениях становятся более многообразными.

В. Ф. Орлова (1967) отмечает двоякую природу вариационности почерка, отражающую различную степень участия сознания пишущего в ее возникновении: а) вариационность как результат приспособления движений в процессе автоматизированного письма (так называемая коррекционная вариационность) и б) вариационность как результат сознательной перестройки механизма движений в связи с определенной установкой (так называемая программная вариационность). Коррекционная вариационность протекает несознательно, в ходе осуществления автоматизированных движений при письме, и вызвана переходом к быстрому и связному письму и приспособлением движений к различным условиям письма. Программная вариационность возникает сознательно, ее происхождение связано с деятельностью второй сигнальной системы. При достаточно выработанном навыке письма пишущий в ряде случаев в состоянии не только варьировать движения в процессе автоматизированного письма, но и сознательно изменять их в зависимости от конкретной задачи (писать более усложненным почерком, чертежным шрифтом и т.д.). Нередко эта новая система движений автоматизируется и приводит к закреплению нового варианта почерка.

Список литературы:

1. Павлов И.П. Избранные произведения. М., 1951, 260.

2. Павлов И. П. Полн. собр. трудов. Т. 3. М., 1949, с. 566.

3. Физиологический журнал имени И.М. Сеченова, 1949,№ 5, с. 573.

4. Павлов И.П. Полное собрание трудов. Т. 3. М., 1949, с. 498.