Х.Т. Махмудова
Актуальные вопросы судебно-психологической экспертизы и комплексной экспертизы с участием психолога. Перспективы научного и прикладного исследования почерка. Сборник материалов III международной научно-практической конференции // Под ред. В.Ф. Енгалычева, Е.В. Леоновой Калуга, 16–19 мая 2019 г. – Калуга: Изд-во КГУ им. К.Э. Циолковского, 2019. – 210 с.
Актуальность тематики, выбранной для обсуждения в данной статье, связана как с потребностями практики уголовного, так и гражданского судопроизводства. Эти потребности возникли в результате накопления фактов, требующих разъяснения в контексте психологической науки.
Постановление Президента Республики Узбекистан (17.01.2019 г.) «О мерах по дальнейшему совершенствованию судебно-экспертной деятельности» возлагает на экспертов большую ответственность. Указанные Президентом меры отражают цели ускоренного развития судебно-экспертной деятельности в Республике Узбекистан. Формирование правовой основы должно осуществляться судебно-экспертной деятельностью не только государственными, но и негосударственными структурами.
На сегодняшний день в Республике Узбекистан судебно-экспертная деятельность в области психологии имеет значительные ограничения. И эти ограничения связаны с тем, что проводятся лишь некоторые виды судебно-психологических исследований. А именно: экспертиза аффекта в уголовных процессах и экспертиза, связанная с воспитанием детей в гражданском судопроизводстве. Проведение иных предметных видов (как по гражданским, так и по уголовным процессам) пока не осуществляется.
Данное обстоятельство связано с тем, что до сегодняшнего дня недостаточно разработана теоретическая и методологическая база по предметным видам судебно-психологических экспертиз в Республике. Все это приводит к многочисленным разногласиям среди психиатров, психологов и правоохранительных органов.
В практике экспертных учреждений в Республике Узбекистан часто назначаются экспертизы, направленные на разрешение психиатрам, которые должны проводиться психологами, поскольку существуют объективные обоснования этой психологической компетентности. Судебные инстанции подчас не обладают ни знаниями, ни информированностью в различиях компетентности психологов и психиатров.
Отмеченная проблема также была связана с отсутствием единой базы подготовки и переподготовки экспертов-психологов. Несмотря на отмеченные проблемы в Республике Узбекистан, востребованность психологических познаний увеличивается со стороны органов правоохранения. На сегодняшний день (с учетом этой востребованности) созрела необходимость в рассмотрении вопросов, связанных с проведением СПЭ на научно-практическом уровне.
За рубежом и странах СНГ (Киев, Москва, Санкт-Петербург, Калуга, Красноярск, Ярославль, Волгоград и др.) судебно-психологическая экспертиза является законным доказательственным актом. Мировая практика раскрывает появление новых направлений судебно-психологической экспертизы в уголовном и гражданском процессах.
Например, в Российской Федерации прошло становление таких видов судебно-психологической экспертизы, как СПЭ «морального вреда» (А.Н. Калинина), СПЭ «порока воли» (Т.Н. Секераж). Рассматриваются и внедряются новые виды экспертиз: психолого-психофизиологическая судебная экспертиза, судебно-психологическая экспертиза видеозаписей, СПЭ по выявлению психологических признаков достоверности – недостоверности информации, сообщаемой участниками уголовного процесса (В.Ф. Енгалычев, Е.Н. Холопова, Г.К. Кравцова), комплексная психолого-лингвистическое экспертное исследование (Т.В. Богданова), комплексная психолого-психофизиологическая (с полиграфом) судебная экспертиза. Психологический анализ почерка (судебное и криминалистическое почерковедение) представлен в работах И.В. Щеголева, Ю. Чернова, В.Ф.Енгалычева и др.
В криминалистике исследование почерка и его признаков получило ряд результатов. Поскольку каждый почерк имеет свою индивидуальность и относительную устойчивость, то возможно выявление исполнителя рукописного теста, подписи, пола и возраста, также и физического состояния.
Анализ почерка, несомненно, представляет интерес для судебной психологии, потому что данное исследование охватывает многие аспекты личности и дополняет классические методы исследования. По этому поводу Ю. Чернов и В. Енгалычев справедливо отмечают, что «судебно-психологическая экспертиза в порядке заочного производства наряду с другими методами и методиками изучения продуктов деятельности позволяет получить ряд уникальной психологической информации о личности в рамках исследования. Такая экспертиза обычно проводится в отношении самоубийц, которые оставили записки, письма, дневниковые записи и т.д. Аналогичные исследования проводятся также в отношении пропавших без вести людей» (Chernov, Engalychev, 2018).
С учетом вышеизложенного можно наметить некоторые казусы в законодательстве Республики Узбекистан, которые связаны с экспертной судебной психологией. В Постановлении Пленума Верховного суда от 24.09.2004 года № 13 Республики Узбекистан «О судебной практике по делам об умышленном убийстве» на сегодняшний день не определяется совокупность специальных правил, регулирующих возможности назначения и характер проведения судебно-психологических экспертиз.
Согласно отмеченному Постановлению ВС Республики Узбекистан (п. 27), «при назначении наказания за умышленное убийство необходимо учитывать все обстоятельства, при которых оно совершено: вид умысла, мотивы, цель и способ, обстановку и стадию совершения преступления, а также личность виновного, его отношение к содеянному, обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание. Равным образом, должны быть исследованы данные, относящиеся к личности потерпевшего, его взаимоотношений с подсудимым, а также поведение, предшествующее убийству» (Поста-новление Пленума Верховного суда от 24.09.2004 года № 13 «О судебной практике по делам об умышленном убийстве»).
Совокупность признаков, обозначенных для исследования криминальных инцидентов по ст. 97 УК Республики Узбекистан (п.27), относится к факторам психологической природы и поэтому имеет отношение к компетентности судебных психологов. На наш взгляд, данные обстоятельства не входят в обозрение законодательства Республики Узбекистан Обстоятельств убийств в особо жестокой форме, а также поведение виновных лиц могут быть настолько противоречивыми и непонятными по логике человеческого общежития, что в этих ситуациях рекомендуется уделять особое внимание изучению подобных инцидентов в психологических категориях. А также в рамках Постановления ВС Республики Узбекистан «в случаях совершения виновным действий, предусмотренных в части второй статьи 97 УК Республики Узбекистан (с особой жестокостью), проведение стационарной судебно-психиатрической экспертизы обязательно».
По данным нашего практического опыта, судебно-психиатрическое освидетельствование испытуемых, совершивших особо тяжкие преступления против жизни и здоровья человека, не могут считаться объективным источником вменения человеку ответственности по данной статье. Исходя из известной статистики, возникает вопрос: учитываются ли обстоятельства, отмеченные в Постановлении Пленума ВС Республики Узбекистан: «вид умысла, мотивы, цель и способ, обстановка и стадия совершения преступления, а также личность виновного, его отношение к содеянному» при психиатрическом освидетельствовании испытуемых, совершивших особо тяжкие преступления против жизни и здоровья человека? А выводы психиатров заключаются в позиции «вменяем» -«невменяем», что не разъясняет проблему, связанную с установлением вида умысла, мотивов, цели и способов, обстановки и стадии совершенного преступления.
Судебно-психиатрическая экспертиза в уголовном процессе назначается для определения психического состояния обвиняемого или подозреваемого в случаях, когда имеются сомнения по поводу его вменяемости либо способности к моменту рассмотрения дела отдавать отчет в своих действиях или руководить ими. К обязанностям экспертов-психиатров относятся диагностика нозологических особенностей и синдромальной патохарактерологии, связанной с выяснением степени выраженности нарушений в структуре психического состояния (Кудрявцев, 1988).
В обязанности эксперта-психолога входят: оценка нормативных вариантов критических возможностей личности; оценка компенсаторных способностей и психологических «защит» на фоне установления степени и механизмов влияния особенностей личности на поведение в юридически значимых обстоятельствах. Таким образом, очевидна недооценка роли психологического познания при исследовании инцидентов особой тяжести содеянного.
В соответствии с Постановлением Пленума ВС Республики Узбекистан (п. 12), «при квалификации умышленного убийства по пункту «ж» ч. 2 ст. 97 УК Республики Узбекистан необходимо установить, что умыслом виновного охватывалось совершение убийства с особой жестокостью. При этом следует иметь в виду, что понятие особой жестокости связывается как со способом убийства, так и с другими обстоятельствами, свидетельствующими о проявлении виновным особой жестокости. ...Множественность телесных повреждений при убийстве может быть оценена как проявление особой жестокости, только если виновный действовал с прямым умыслом на причинение потерпевшему особых страданий и мучений» (Постановление Пленума Верховного суда от 24.09.2004 года № 13 «О судебной практике по делам об умышленном убийстве»).
По нашим наблюдениям, психологическая экспертная практика Республики Узбекистан, вопрос умысла в психиатрической компетенции (прямого ли, косвенного) не исследуется, а значит – не учитываются параметры жестокости, парадоксальность проявления которой должна анализироваться и диагностироваться судебными психологами. Проявления жестокости в психиатрическом освидетельствовании соотносятся либо с «невменяемостью» (при совокупности признаков болезненного состояния), либо с «вменяемостью», детерминация которой не имеет обоснований.
В аспектах исследования преступлений, связанных с особенностями проявлений эмоциональных состояний, входящих в компетенцию психологических исследований (фрустрация, стресс, физиологический аффект), фактор «парадоксальной жестокости» связан с множественностью нанесённых жертве ранений различной локализации. Наша практика показывает, что данное обстоятельство в большинстве случаев является для следствия и судебных инстанций не входящих в обзор параметром, поскольку рассматривается как отягчающее ответственность подследственного (подсудимого).
Согласно отмеченному Постановлению Пленума ВС Республики Узбекистан п.п.2.,3., «следует иметь в виду, что умышленное убийство может быть совершено как с прямым, так и с косвенным умыслом. При совершении умышленного убийства виновный действует с умыслом на лишение жизни потерпевшего, предвидит общественно опасные последствия, желает (прямой умысел) либо сознательно допускает (косвенный умысел) наступление смерти. В связи с этим следует устанавливать, действовал ли виновный с намерением лишить жизни потерпевшего, желал ли он наступления смерти, какие обстоятельства помешали наступлению желаемого результата» (Постановление Пленума Верховного суда от 24.09.2004 года № 13 «О судебной практике по делам об умышленном убийстве»).
На наш взгляд, понятие «умышленное деяние» по данным статьям нуждается в разъяснениях, поскольку в комментариях УК Республики Узбекистан по ст. 98. п.2. отмечено, что «физиологический аффект – это внезапно возникшее сильное душевное волнение, представляющее собой кратковременную, но бурно протекающую эмоциональную реакцию; яркая, кратковременная вспышка, и в то же время – чрезвычайно сильное бурное переживание; гнев, переходящий в ярость; страх, доходящий до ужаса; тоска, достигающая отчаяния, в результате чего виновный в значительной мере утрачивает возможность контроля над своими действиями и способность руководить ими» (Комментарий к Уголовному кодексу Республики Узбекистан).
С учетом вышеизложенного следует отметить, что «в значительной мере утрата способности лица контролировать свои действия» в ситуациях криминального деликта не совпадает с понятием «умышленного» деяния, связанного с убийством в состоянии физиологического аффекта. «Умышленное деяние» предполагает осознание умысла (мотива), целеполагание, как предусмотрено в ст. 97 УК Республики Узбекистан.
Согласно комментариям УК Республики Узбекистан, «основанием квалификации убийства как совершенного в состоянии сильного душевного волнения являются два момента. Во-первых, противоправное насилие, тяжкое оскорбление или иные противо-правные действия потерпевшего. Во-вторых, нахождение виновного лица в момент убийства в состоянии сильного душевного волнения» (Комментарий к Уголовному кодексу Республики Узбекистан).
По мнению М.Х. Рустамбаева, при «совершении убийства в состоянии сильного душевного волнения «умысел» виновного может быть как прямым, так и косвенным, но обязательно он должен быть аффектированным (внезапно возникшим). «Мотивы убийства могут быть различными, но, как правило, это месть потерпевшему за его противоправное или аморальное поведение» (Рустамбаев, 2008).
Б.В. Сидоров, анализируя мотивы преступления, совершённые в состоянии аффекта, приходит к выводу о том, что не месть лежит в основе противоправного поведения, а обида (как переживание), причиняющая человеку огорчение, оскорбление, душевную боль. «Мотив в форме мести», по мнению автора, исключает физиологический аффект, так как действия виновного перестают при этом носить «извинительный» характер (Сидоров, 1978).
Между тем, О.Д. Ситковская утверждает, что «аффект – как мотив преступления, характеризуемого скоротечностью, осознаётся субъектом лишь в свернутом виде. Конечно, он в свою очередь детерминирован длящимся, либо внезапно возникшим, но интенсивным межличностным конфликтом. Но в момент аффектированного преступления доминирующим побуждением является именно аффект, а вызвавшие его побуждения выступают лишь в качестве сомотивов» (Ситковская, 1983).
По нашему мнению, возникновение аффекта по какому-либо мотиву невозможно, так как мотив – это понятие осознанности и целенаправленности будущих действий индивида. Мы, в свою очередь, хотим отметить, что противоправные действия в состоянии аффекта возникают на фоне сужения сознания и дезорганизации поведения и с ощущением индивидом субъективной безвыходности из сложившейся ситуации.
В данном случае понятие «умышленности» деяния (осознание умысла) не совпадает с представлениями о «внезапности» возникновения криминальной реакции, исключающей способность контроля действий в обстоятельствах, превышающих пределы «адаптационных возможностей». На наш взгляд, в данном случае выявляются противоречия, обусловленные несоответствием понятий «умысла» и ограниченных способностей контроля и прогноза действий, совершаемых в кульминационной фазе криминального инцидента.
В комментариях УК Республики Узбекистан, ст. 98 «Умышленное убийство в состоянии сильного душевного волнения», законодатель отождествляет данное состояние с состоянием физиологического аффекта. По мнению М.Х. Рустамбаева, «ответственность по ст. 98 УК исключается, если смерть потерпевшего находилась в причинно-следственной связи с действиями виновного, совершенными не в аффекте, а в ином эмоциональном состоянии (стресс, фрустрации и т.д.)» (Рустамбаев, 2008).
На наш взгляд, с учетом методологической позиции, к понятию «сильного душевного волнения» следует относить и такие эмоциональные состояния, как: «эмоциональное возбуждение», «стресс», «фрустрация». Наша позиция обусловлена тем обстоятельством, что данные состояния отличаются от аффекта, но имеют общие с аффектом признаки, связанные с ограничением способности контроля (сужением сознания) и прогноза действий человека в момент совершения криминального инцидента.
Следует отметить, что законодатель должен учитывать криминальные деликты, которые были совершены человеком при ограничении возможностей контролировать свои действия и прогнозировать их последствия. При вынесении приговора судебные инстанции руководствуются УК Республики Узбекистан, а также комментариями к данному законодательству, которое, на наш взгляд, необходимо учитывать в криминальных преступлениях по «человеческому фактору» эмоциональные состояния, включающие в себя не только «аффективные» деликты, но и деликты, обусловленные – эмоциональным возбуждением, стрессом и фрустрацией (Енгалычев, Казарян, 2017).
Таким образом, в Республике Узбекистан намечаются прогрессивные моменты в связи с проведением судебно-психологических исследований на фоне проблем, имеющих место быть. Мировая практика показывает, что активно разрабатываются вопросы научно-методического аппарата СПЭ, необходимого для адекватного использования на практике с теоретико-методологическим обоснованием предмета, объекта и задач исследования. Решение проблем, как известно, невозможно без получения, внедрения и обмена информацией, способных повлиять на развитие и совершенствование научно-практических исследований в области судебной психологии во всех ее проявлениях.
В настоящее время современная психологическая наука подтверждает зависимость почерка от эмоционального состояния и некоторых типологических свойств высшей нервной деятельности исполнителя текста. Данное исследование актуально и в гражданских судопроизводствах, где решаются вопросы, связанные с «дарением», «завещанием» и т.д.
Проведение подобных научных исследований в Республике Узбекистан, несомненно, откроет новые возможности судебно-психологической экспертизы при распознавании личности и определения ее психологических характеристик (эмоционального состояния) в процессе экспертного решения.
Список литературы:
1. Енгалычев В.Ф., Казарян Г.А. Судебно-психологическая экспертиза. Монография, Ереван, 2017. 208 с.
2. Комментарий к Уголовному кодексу Республики Узбекистан. Официальный портал lex.uz.
3. Кудрявцев И.А. Судебно психолого-психиатрическая экспертиза. М.: Юридическая литература, 1988. 132 с.
4. Постановления Пленума Верховного суда от 24.09.2004 года № 13 «О судебной практике по делам об умышленном убийстве». Официальный портал lex.uz.
5. Рустамбаев М.Х. Курс уголовного права Республики Узбекистан. Особенная часть. Том 3: Преступления против личности. Преступления против мира и безопасности. Учебник для ВУЗов. Т.: Издательство «ТГЮИ», 2008. С. 83-91.
6. Сидоров Б.В. Аффект. Его уголовно-правовое и криминологическое значение. Казань, 1978. С. 37-38.
7. Ситковская О.Д. Судебно психологическая экспертиза аффекта // Методическое пособие. М., 1983. 60 с.
8. Chernov Y., Engalychev V. Formal handwriting analysis as an instrument for forensic and criminal psychology // Armenian journal of mental health: Current issues of forensic psychology. 2018 (9). № 1, pp. 140-143.
