Прагматический анализ многозначности при проведении лингвистического исследования в рамках судебной экспертизы по делам, связанным с противодействием экстремизму

Кожара О.В. Прагматический анализ многозначности при проведении лингвистического исследования в рамках судебной экспертизы по делам, связанным с противодействием экстремизму // Теория и практика судебной экспертизы. 2022. Т. 17. № 4. С. 88–93. https://doi.org/10.30764/1819-2785-2022-4-88-93


Введение

Установление смысла неоднозначного высказывания является типичной задачей семантических исследований в судебной лингвистической экспертизе. Разрешение лексической неоднозначности – при наличии в тексте многозначных слов (или омонимов) – представляет обязательный этап лингвистического анализа спорного текста и фиксации его смыслового содержания. Использование метода контекстуального анализа с опорой на данные толковых словарей, как правило, позволяют эксперту-лингвисту установить значение, в котором употреблено многозначное слово в контексте.

Вместе с тем многозначность (полисемия) языковых знаков рассматривается как один из факторов, затрудняющих смысловое понимание текста и его объективацию [1] в тех случаях, когда опора на контекст и коммуникативную ситуацию не позволяет эксперту установить значение единицы. Отражение данного обстоятельства в выводах эксперта зависит от типа неоднозначности сказанного.

В методике проведения экспертизы по делам, связанным с проявлением экстремизма [2], предлагается отличать полную неоднозначность сообщаемого, при которой эксперт должен сделать вывод НПВ ввиду недостаточной информативности объекта, от собственно двусмысленности, когда контекст допускает выражение альтернативных значений многозначного слова. В случае двусмысленности сообщения фиксации в выводах подлежат оба значения. При этом экспертом отмечаются факторы, «указывающие на преднамеренный характер допущения автором неоднозначности», например, жанр текста, уровень языковой компетенции автора [2, с. 92].

Особый интерес в практике лингвистической экспертизы представляют случаи, когда использование многозначной единицы в спорном тексте служит целям намеренного усложнения плана содержания, когда говорящий (автор) сознательно помещает единицу в такой контекст, который допускает несколько прочтений.

Выполним лингвистическую экспертизу в короткие сроки

Подробнее о лингвистической экспертизе


Понятие «намеренной» неоднозначности в лингвистической литературе

Говоря о «преднамеренном» характере допущения неоднозначности в тексте, следует сделать несколько замечаний. Многозначность, не снимаемая контекстом, часто рассматривается как отклонение от нормальной ситуации общения, в которой говорящий (автор) имеет в виду только одно из значений слова. В литературе неоднократно высказывалась мысль, что «в момент речи для него [говорящего] существует только одно значение, максимально актуальное для выражения данного смысла» [3, с. 53]. Более того, говорящий, употребляя те или иные слова, «может не отдавать себе отчета в их многозначности», поэтому проблема омонимии, неоднозначности сказанного, «в принципе может существовать только для слушающего» [4, с. 110].

При этом в поле зрения исследователя попадает только «ненамеренная» неоднозначность, при которой многозначная единица «неосознанно» используется говорящим в недостаточно информативном контексте. Такая неоднозначность повсеместна, естественно обусловлена природой коммуникации: американский лингвист Т. Васов (T. Wasow) отмечает, что на практике постулат общения «избегай неоднозначности» систематически нарушается в пользу говорящего, который экономит свои усилия, полагаясь на способность слушающего установить подразумеваемое значение с опорой на контекст [5]. При отсутствии возможности дополнить контекст уточняющей информацией «ненамеренная» неоднозначность способна привести к затруднению понимания сообщения и к коммуникативной неудаче.

В то же время лингвисты обращают внимание на тот факт, что неоднозначность иногда не только не создает помех в общении, но и существенно расширяет возможности коммуникации. С этой точки зрения исследователи [6] различают два типа неоднозначности: 1) в которой говорящим подразумевается только одно значение («ненамеренная», обусловленная недостаточностью контекста); 2) подразумевающая одновременное выражение нескольких значений в высказывании. При этом неоднозначность первого типа, как правило, нежелательна для говорящего и требует обязательного разрешения слушающим; неоднозначность второго типа предполагает определенные коммуникативные преимущества. Использование полисемии в разговоре (например, в каламбурных высказываниях, где сталкиваются два значения многозначного слова) позволяет достичь прагматического эффекта – привлечь внимание слушающего к сообщению, «оживить» значение привычных слов, укрепить связи между коммуникантами и, в целом, сделать разговор «более интересным» [7].

С учетом изложенного, стоит различать «ненамеренную» неоднозначность, которая не входит в планы говорящего и способна привести к коммуникативной неудаче, и неоднозначность «преднамеренную», оправданную с точки зрения реализуемых ею прагматических целей. Неоднозначность может выступать основанием стилистического приема и тогда имеет место «прагматически мотивированная» двусмысленность [8].

О том, что двусмысленность используется именно в качестве стилистического приема, а не является случайностью, речевой ошибкой, возможно судить тогда, когда выполняемая двусмысленностью функция соответствует характеристикам данного речевого жанра. Например, двусмысленность как средство привлечения внимания соответствует интенциям автора и ожиданиям адресата в рамках жанра «газетного заголовка». Таким образом, для определения «намеренного»/«ненамеренного» характера неоднозначности исследователи предлагают опираться на такие показатели, как уместность двусмысленности в тех или иных сферах и жанрах и произведенный ею эффект [9].

«Намеренная» неоднозначность подробно рассматривалась как средство создания стилистического приема с точки зрения ее экспрессивной функции в тексте [10]. Между тем прагматика неоднозначных высказываний значительно шире и не ограничивается сферой художественной и публицистической коммуникации. Неоднозначность высказывания является эффективным средством реализации различных речевых стратегий как со стороны говорящего (который может прибегать к двусмысленности, чтобы ввести адресата в заблуждение), так и со стороны слушающего (который может «злоупотреблять» тем, что высказывание допускает двоякое понимание).


Методологические основания исследования неоднозначности в судебной лингвистической экспертизе

Разнообразие прагматических функций, реализуемых неоднозначностью в разных типах дискурса, позволяет до известной степени объективировать понятие «намеренной» двусмысленности и применять его в судебной лингвистической экспертизе. Установление «намеренного» характера неоднозначности (двусмысленности) требует от эксперта применения особого метода прагматического анализа, в ходе которого эксплицируются коммуникативные установки, ожидания автора/адресата, характерные для жанра и типа дискурса исследуемого текста.

Цель настоящей статьи – рассмотреть случаи «намеренной» двусмысленности с точки зрения их прагматической функции в спорных текстах. В частности, объектом специального внимания являются высказывания, в которых двусмысленность обусловлена лексической неоднозначностью (полисемией/омонимией).

Свойство многозначности лексической единицы может использоваться для сокрытия информации. Известным способом маскировки «преступного» содержания в разговоре является смена кода – употребление единицы общеупотребительной лексики в специфическом жаргонном значении. При этом часто имеет место одновременная актуализация говорящим основного номинативного и жаргонного значений слова. Так, О.Н. Матвеева приводит пример разговора, в котором употребляется слово книжка, при этом участники используют единицы из семантического поля, к которому принадлежит слово в своем прямом значении (почитать, том, листы) [11]. Вместе с тем отдельные реплики указывают на аномальность употребления слова в прямом значении (Я прям чуть-чуть взял там, пока не хавал). Введение в разговор многозначной единицы таким образом создает два уровня его понимания – поверхностный, доступный для постороннего адресата, и глубинный – ориентированный на адресата, для которого предназначена информация о реальном предмете речи (в данном случае – о наркотиках).

Обширный материал для изучения прагматически обусловленного, «намеренного» использования многозначности слова представляют проблемные тексты экспертизы по делам, связанным с проявлением экстремизма.

В массовой коммуникации использование многозначных слов является известным средством усиления воздействия текста на адресата. Так, одним из наиболее часто используемых средств выразительности в креолизованных текстах является прием «двойной актуализации значения» [12], возникающей в результате обыгрывания, столкновения значений многозначного слова, выраженных вербальным и визуальным компонентом.

Е.Л. Дайлоф в качестве примеров рассматривает демотиваторы, в которых визуальный образ актуализирует определенное значение многозначного слова в вербальном компоненте [13]. Изображение собак породы «кавказская овчарка» в совокупности с текстом «Кавказцы… есть среди них и нормальные» указывает на то, что лексема «кавказец» употреблена в качестве разговорной формы названия породы собак. В то же время основное и наиболее частотное значение слова – «уроженец или житель Кавказа» – выражено в тексте имплицитно, оно выступает фоном, обеспечивающим смысловое следствие вида: «Единственными «нормальными» представителями Кавказа являются собаки породы «кавказская овчарка» (в отличие от людей, являющихся жителями/уроженцами данного региона)» [13, с. 78]. Таким образом, «двойная актуализация» значения в креолизованном тексте приводит к созданию определенного семантического эффекта – переосмыслению вербального текста, усилению экспрессивно-оценочной составляющей его значения.

Помимо выполнения экспрессивной функции многозначность слова в массовом «экстремистском» дискурсе часто выступает способом имплицитной передачи содержания. В этом отношении двусмысленность можно рассматривать как одно из средств «снятия ответственности» за сказанное. Говорящий при этом не может не осознавать наличие у слова (высказывания) альтернативного «экстремистского» смысла, однако организует контекст таким образом, чтобы обеспечить возможность буквального («неэкстремистского») прочтения. Задача эксперта в такого рода случаях состоит в том, чтобы установить, насколько «экстремистское» прочтение очевидно для аудитории и «является ли это прочтение для единицы в данном контексте основным или хотя бы равным по активности «неэкстремистскому» [2, с. 127]. При этом важно учитывать все факторы, определяющие вероятность актуализации «экстремистского» значения, включая: жанр текста, реализованные в нем речевые цели и типы оценки, а также устойчивость значения и связанных с ним коннотаций в сознании носителя языка.

Демотиватор, в котором изображение дров, горящих в печи, сопровождается надписью: «Где место чуркам?» можно рассмотреть в качестве примера использования контекста в целях нивелировки «экстремистского» значения многозначной единицы.

В данном случае визуальный компонент создает контекст, на первый взгляд, поддерживающий прямое (литературное) значение слова «чурка». В то же время жанровая форма реализации креолизованного текста – демотиватор – делает актуализацию прямого значения маловероятной. Особенность демотиватора как речевого жанра массовой интернет-коммуникации состоит в многоплановости его содержания, опоре на фоновые знания реципиента [14]. Знание адресатом переносного значения слова «чурка» и его коннотаций обеспечивает понимание двуплановости содержания демотиватора, заложенного в нем смыслового контраста. Способом усиления прагматического воздействия на адресата также является использование демотиватором вопросно-ответной формы, в которой риторическую функцию ответа на вопрос (Где место чуркам?) выполняет изображение.

С этой точки зрения употребление слова чурка в прямом значении в данном контексте является прагматически неуместным, поскольку не оправдывает выбора формы реализации креолизованного текста. Употребление слова в переносном значении – в качестве сниженной экспрессивно окрашенной номинации представителей Кавказа и Средней Азии, – напротив, позволяет выразить модальное отношение автора и реализовать речевую цель «убеждение» аудитории в необходимости действий (не обозначенных автором эксплицитно, но устанавливаемых с опорой на визуальный компонент).

Данный пример показывает, как многозначность языковой единицы обеспечивает автору спорного текста возможность реализовать «экстремистское» значение, замаскировав его за общеупотребительным значением слова в литературном языке. Вывод эксперта о том, что «экстремистское» значение слова является в данном контексте основным, то есть соответствующим интенции автора, должен опираться на всесторонний анализ прагматических и коммуникативных особенностей жанра текста.


Выводы

Анализ прагматических и коммуникативных особенностей неоднозначности в рамках лингвистического исследования текстов экспертизы по делам, связанным с противодействием экстремизму, позволяет установить «намеренный» характер двусмысленности с учетом реализуемых ею прагматических функций, а также сделать выводы относительно вероятности актуализации «экстремистского» значения. С учетом интенции автора, заданной жанром текста и типом дискурса, возможно определить, является ли «экстремистское» значение единицы в данном контексте основным.

Список литературы:

1. Мамаев Н.Ю. Проблема объективации понимания спорного текста в рамках судебной лингвистической экспертизы // Теория и практика судебной экспертизы. 2020. Т. 15. № 4. С. 6–18.

2. Кукушкина О.В., Сафронова Ю.А., Секераж Т.Н. Методика проведения судебной психолого-лингвистической экспертизы текстов по делам, связанным с противодействием экстремизму и терроризму. М.: ФБУ РФЦСЭ при Минюсте России, 2014. 98 с.

3. Кацнельсон С.Д. Содержание слова, значение и обозначение. М.: Наука, 1965. 108 с.

4. Успенский Б.А. Ego Loquens: Язык и коммуникационное пространство. М.: РГГУ, 2007. 320 с.

5. Wasow T. Ambiguity Avoidance is Overrated. In: Winkler S. (Ed.). Ambiguity: Language and Communication. Berlin, München, Boston: De Gruyter, 2015. P. 29–48. https://doi.org/10.1515/9783110403589-003

6. Berndt F., Sachs-Hombach K. Dimensions of Constitutive Ambiguity. In: Winkler S. (Ed.). Ambiguity: Language and Communication. Berlin, München, Boston: De Gruyter, 2015. P. 271– 282. https://doi.org/10.1515/9783110403589-012

7. Nerlich B., Clarke D.D. Ambiguities We Live by. Towards a Pragmatics of Polysemy // Journal of Pragmatics. 2001. Vol. 33. No. 1. P. 1–20. https://doi.org/10.1016/S0378-2166(99)00132-0

8. Южанникова М.А. Двусмысленность и ее реализация в стилистической системе русского языка // Актуальные проблемы стилистики. 2017. № 3. С. 89–94.

9. Южанникова М.А. Языковая двусмысленность в свете эколингвистики // Экология языка и коммуникативная практика. 2016. Т. 7. № 2. С. 27–38.

10. Зализняк А.А. Феномен многозначности и способы его описания // Вопросы языкознания. 2004. № 2. С. 20–45.

11. Судебная лингвистика. Монография / Под ред. О.Н. Матвеевой. Барнаул: Концепт, 2015. 310 с.

12. Анисимова Е.Е. Лингвистика текста и межкультурная коммуникация (на примере креолизованных текстов). Учебное пособие для студ. фак. иностр. яз. вузов. М.: Тезаурус, 2013. 122 с.

13. Дайлоф Е.Л. К вопросу о лингвистическом анализе невербального компонента креолизованного текста: проблемы вербализации смыслового содержания // Теория и практика судебной экспертизы. 2016. № 3 (43).С. 76–81. https://doi.org/10.30764/64/1819-2785-2016-3-76-81

14. Крылов Ю.В., Стексова Т.И. Новые жанры интернет-коммуникации (на примере демотиватора и мема) // Жанры речи. 2020. Т. 25.№ 1. С. 53–61.https://doi.org/10.18500/2311-0740-2020-1-25-53-61

15. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. 4-е изд., доп. М.: ИНФОТЕХ, 2010. 874 с.

16. Химик В.В. Толковый словарь русской разговорно-обиходной речи. В 2 т. Т. 2. О-Я. СПб.: Златоуст, 2017. 532 с.

Обсуждение

0 комментариев

Свежие новости

Похожие статьи

Ваши данные отправлены